Эдуард Мане (1832-1883)

Эдуард Мане родился в Париже 23 января 1832 года в семье высокопоставленного государственного служащего. В 1850 го­ду он поступил в Школу изящных искусств Кутюра, известного в то время художника-академиста.

Стремление Мане передать «настоящий дневной свет» и «пи­сать жизнь в разное время такой, какая она есть» было непонятно академисту Кутюру и лишь позднее встретило полное понимание среди его друзей-импрессионистов. Художник полагал, что достиг этой цели в картине «Любитель абсента», принятой в 1859 году в Салон. Темный колорит картины, ставший на многие годы отличи­тельной чертой живописи Мане, напоминает картины Веласкеса и Гойи, которыми художник был увлечен. В том же темном колорите написана «Музыка в Тюильри» (I860). На этом полотне, представ­ляющем непринужденный портрет парижского общества, изобра­жены почти все члены семьи Мане, его друзья и знакомые, в том числе Жак Оффенбах, Шарль Бодлер, Теофиль Готье.

В 1866 году началась дружба Мане с импрессионистом Клодом Моне. Вместе с Камилем Писсарро, Альфредом Сислеем, Эдгаром Дега, Полем Сезанном и Огюстом Ренуаром они создали группу, главой которой стал Мане. Под влиянием импрессионистов коло­рит Мане стал светлее, хотя он не принял их манеру наложения на холст мазков дополнительных цветов.

В 1863 году Мане показал в Салоне Отверженных «Завтрак на граве» (первоначально она называлась «Купание») полотно; буквально наполненное светом. Картину критиковали за то, что художник построил композицию центральной группы на основе гравюры Маркантонио Раймонди, сделанной по рисунку Рафаэля, придав ей современный вид, а также за то, что он осмелился изобразить одетых мужчин рядом с совершенно обнаженной женщиной.          

Если композицию картины Маис подглядел у Рафаэля, то мотив был напрямую заимствован им с картины Тициана «Сельский концерт». Что же так возмутило академиков от живописи? Ведь Мане не сказал в искусстве ничего, что не было бы сказано до него.

Великий Боже! Какое неприличие: женщина без намека на одежду среди двух одетых мужчин!. Толпа …решила, что у художника были неприличные намерения, в то время как он просто стремился к живым контрастам и смелой подаче формы…. В картине нужно видеть не завтрак на траве, а весь пейзаж, с сильными и тонкими местами, широким и устойчивым передним таном и сталь легкими и деликатными задними планами. Это прочная плоть, смоделированная мощ­ными потоками света… уголок приро­ды, переданный с такой правдивостью и простотой.

Эмиль Золя

В том же 1863 году Мане написал картину «Олимпия», на ко­торой изображена лежащая на ложе обнаженная девушка, которой служанка-негритянка подносит букет цветов, – сюжег, восходящий через Гойю к Тициану и Джорджоне. Картина была выставлена в Салоне 1865 года и подверглась яростным нападкам критиков.

Осенью 1868 года Мане, не любивший профессиональных натурщиков, попросил Берту Моризо позировать ему для картины «Балкон» (навеянной полотном «Махи на балконе» Гойи), которую он тогда задумал и в которой должен был также фигурировать его друг, художник-пейзажист Антуан Гийоме. Она согласилась и акку­ратно приходила позировать в его мастерскую в сопровождении своей матери.

Картина «Балкон» была выставлена в Салоне 1869 года. В пись­ме к сестре Эдме Берта Моризо пишет: «Первой моей заботой было попасть в комнату на букву „М“. Там я нашла Мане, у которого был дикий вид. Он попросил меня пойти посмотреть картину, потому что сам не осмеливался приблизиться к ней. Я никогда не. видела такого выразительного лица; он беспокойно смеялся, уверяя в одно и то же время, что картина его никуда не годится и что она имеет огромный успех. Я, право, считаю его очаровательным человеком, и он мне безгранично нравится. Его картины, как всегда, произво­дят впечатление дикого или даже слегка недозрелого плода, но я не могу сказать, что они не нравятся мне. В „Балконе” я получилась скорее странной, чем некрасивой, кажется, среди любопытных распространился эпитет „роковая женщина”.

Берта Моризо еще неоднократно позировала Мане, который написал с нее несколько портретов. Они по праву считаются од­ними из лучших в портретной галерее художника.

Последнее крупное произведение Мане – картина «Бар в Фоли-Бержер» – было написано художником уже во время болезни. Это своего рода духовное завещание к мастера, в ней он навсегда прощается со всем тем, что В любил в этой жизни и воспевал своей кистью. Картина эта печальна и светла одновременно.  

Специалисты отмечают в произведении отсутствие той цельности, которой отличались прежние полотна художника. Причина в том, что Мане писал свою последнюю картину в мастерской, будучи прикован к постели. Моделью послужила настоящая официантка Фоли-Бержер Сюзон, которая приходила позировать в мастерскую, где Мане соорудил барную стойку с натюрмортом на ней, служившую первым планом картины. Что касается отражения в зеркале, то его художник создал силой воображения: этим объясняется некото­рое несоответствие фигуры девушки, которая стоит к зрителю ан­фас, и ее отражения, в котором женская фигура чуть развернута и открывает нам лицо собеседника.

В дни создания картины буквально весь Париж прошел через мастерскую Мане. Жак-Эмиль Бланш вспоминал о тех временах:

«К пяти часам трудно было найти место рядам с ху­дожником. На круглом железном столике на одной ножке мальчик расставлял кружки пива и аперитивы.

Завсегдатаи поднимались с бульвара, чтобы составить кампанию своему товарищу, который не мог уже спустить­ся в кафе де Бад…После трудных, но коротких сеансов Мане быстро уставал и ложился на низкую кушетку, спиной к све­ту, под окном, созерцая то, что написал, крутя усы мальчи­шеским движением, будто говоря: „Шикарно, здорово!” Другие смеялись, грозили ему громами и молниями жюри, говорили, что он в очередной раз провалится в Салоне. Он дальше не огорчался по этому поводу, потому что „его имя уже стало знаменем”, он был главой школы, не имея школы. Его под­держивала группа, использовавшая его как кандидата, котoрого заставляли подписывать революционные декларации и „символ веры” во время избирательной кампании, чтобы открыть дорогу другим, „более серьезным”. …Его ненужные шедевры покрывались пылью на чердаках, где никто не собирался их повернуть к свету, потому что к нему приходили только для беседы. Считалось (это была точка зрения Золя), что он искал чего-то, что другие, более ловкие, находили…. “Недостатками”, которые отпугивали от него публику, были его основные качества, „фатальность” его дара».

Горький итог двадцатилетней борьбы за новое искусство.

До последнего дня Мане вынашивал творческие планы. Он мечтал написать серию полотен – аллегорий четырех времен года, которые должны были олицетворять четыре его подруги. Однако успел завершить только два – «Весну», моделью для ко­торой послужила Жанна Демарси, и «Осень», для которой ему позировала Мари Ларан. В этих богатых цветом полотнах с удивительным мастерством передано чувство полноты жизни. Глядя на них, кажется невероятным, что эти портреты писал смертельно больной человек.

Умер Мане в Париже 30 апреля 1883 года. В последний путь его провожал весь Монмартр. Художники всех направле­ний примирились, чтобы отдать ему последние почести. Гроб несли Антонен Пруст, Эмиль Золя, Филипп Бюрти, Альфред Стевенс, Теодор Дюре, Клод Моне. «Он был более велик, чем мы думали»,- сказал потрясенный его смертью Эдгар Дега.